От истока до устья. Повесть и рассказы - Ольга Трушкова

Никифор Иванихин, родной отец, домой редко наведывался, всё больше в городе околачивался. Чем он там промышлял, никто не ведал, но прошёл слух, что между первой и второй революциями посадили его в кутузку. Так и пропал папаша, ни слуху ни духу о нём по сию пору. Правда, теперь поговаривают, что посадили его за революционную деятельность, за правое дело, мол, пострадал. Но жители Преображенского имеют большое подозрение, что слухи о страдальце за народ сильно преувеличены и распускает их не кто иной, как его сынок Савелий.

Правду о Никифоре Иванихине знали только Северьян и Тарас Громовы.

В конце лета того самого междуреволюционного года Северьян поплыл на своей плоскодонке в уездный город на ярмарку продать мёд, посуду да запастись к зиме спичками, керосином, дробью, порохом и прочим необходимым. Торговля шла бойко, продукцию Громовых в уезде знали и ценили по достоинству. Вдруг мимо прилавка пробежал околоточный надзиратель Иван Степанович. Ну, пробежал и пробежал. Чего, казалось бы, удивительного? Не иначе, за каким-то лихоимцем гонится. Вороватого люда и в базарный день здесь полным-полно, а тут – ярмарка!

Северьян знаком с Иваном Степановичем, тот постоянно у него что-нибудь покупает. Вот и сегодня Северьян приготовил ему туесок мёду.

Вскоре околоточный опять появился. Нет, на сей раз он не бежал, а просто шёл. Под ручку с Никифором Иванихиным. Под другую ручку Никифора держал жандарм.

Подивился Северьян увиденному, попросил соседку по прилавку приглядеть за его товаром и поспешил за ними. А в участке-то и выяснилось, чем занимался Никифор Иванихин. Оказалось, что он с шайкой таких же, как сам, обворовывал квартиры и что двумя днями назад они совершили разбойный налёт на ломбард. Ладно бы, просто ломбард подчистили, а то ведь убили сторожа!

– Может, это ошибка? – с надеждой в голосе спросил Северьян. – Может, там кто-то другой был, не Никифор?

– Нет, не ошибка. Тех троих мы взяли по горячим следам, и они уже сделали признание. Это за Никифором Иванихиным пришлось два дня бегать, – ответил околоточный надзиратель.

Он отёр с одутловатого лица пот, тяжело вздохнул и устало спросил:

– Ты, Северьян Николаевич, что-то ещё хочешь узнать?

Тот, потрясённый услышанным, отрицательно покачал головой и вышел. Было такое ощущение, что это не Никифор Иванихин, а он, Северьян Громов, постоянно обворовывал чужие квартиры, а два дня назад ограбил ломбард и убил сторожа.

Об этом Северьян рассказал только старшему брату Тарасу. Вдвоём они решили никому ничего не говорить, не позорить перед народом ни в чём не повинную Анисью и её малых деток.

А Савелия с той поры стали опекать уже с двух сторон, чтобы не дать ему пойти по пути неразумного батюшки своего и не скатиться в пропасть.

Анисья Иванихина, тихая, забитая нуждой женщина, была бесконечно благодарна Громовым и за внимание к сыну, и за бескорыстную помощь. Не оставляли они немалое семейство Петькиного друга: то муки подкинут, то возок-другой дровишек привёзут. Они и мёдом угостят, и одежонкой ребятишек одарят, которая их детям маловата станет. А бабка Параскева врачевала всех Анисьиных деток вместе с ней самой и даже спасла маленькую Нюрку от глотошной. Разве могла бы Аксинья без Громовых с нуждой справиться, если кроме старшего Савелия в семье было ещё трое детей?

Но не ведали добрые люди, какую змею пригрели, и лишь когда выкормленная и выпестованная ими ядовитая гадина начнёт смертельно жалить их детей и сводить под корень род Громовых, тогда и раскроет Северьян тайну о Никаноре Иванихине,

Глава 5

Время шло. Подросли Савелий и его друг Петька, в тайгу стали ходить не только за грибами-ягодами, но и на охоту. Правда, они пока только петли на зайцев ставили да зазевавшуюся птицу с дерева выстрелом снимали. Но и это семье подмога, заяц и птица – тоже мясо, а из заячьих шкурок тётка Параскева шапки и рукавицы шила. Всем. И Громовым, и Иванихиным.

А однажды Громовы взяли Савелия с собой на шишкобой. Правда, колотом бить ему не дозволили, определили только упавшие шишки собирать. Но в кругу-то друзей можно и преувеличить свою значимость в этом деле. Кто ж проверит?

Ох, и много же они в ту осень орехов заготовили! Тогда-то впервые узнал Савелий, что кедровые орешки пригодны не только для баловства да чтобы девок угощать. Из них, оказывается, можно масло выжимать. Даже приспособление для этого имеется. А масло это не только для пищи пригодно, им многие болезни лечат. Бабка Параскева сулилась потом объяснить, какие из него лекарства получаются и как их делать.

Целый день крутили парни по очереди ручку старой «маслобойки», смастерил которую ещё Петькин прадед Владимир Громов, а вечером Савелий гордо вручил матери туесок драгоценного продукта.

Хорошо ребята дружили, друг за дружку горой стояли и были почти неразлучными. Если где-то в толпе увидишь густые смоляные кудри Петра, тут же найдёшь и рыжеватую шевелюру Савелия. Надо только глаза вниз опустить, Савелий-то на полголовы ниже будет. Да и статью жиже. Хотя тоже красив собой. Озорная белозубая улыбка не одну девку с ума свела. А ещё он, в отличие от немногословного Петра, невероятно речист. Может, и не прервалась бы их дружба, но…

Как вошли парни в юные года, начали на вечёрки шастать да на девчат пялиться. И надо же такому случиться, что вдвоём на одну и ту же уставились. Как будто ничего особенного в ней и не было, а вот манила этих парней Дарья, ровно огонёк в ночи. Хотя, по правде сказать, изъянов в ней тоже не наблюдалось. Ладная девка, осанистая, черноглазая, русая коса толщиной в руку ниже пояса спускается. А уж какая озорная, какая плясунья да певунья! Впрочем, в Преображенском почти все девки ей под стать, но на других ни Пётр, ни Савелий даже глядеть не желали. Одна она нужна, причём сразу обоим.

Пётр-то, когда понял, что не только ему, но и Савелию Дарья поглянулась, так сразу в сторонку отошёл – не гоже другу дорогу переходить. Он уже и на Дарьину подружку стал поглядывать, даже до дома наладился её провожать. Только вот Дарья не захотела принимать ухаживаний Савелия, всё больше на Петра взгляды бросала. Так и провожались, Савелий с Дарьей и Пётр с её подружкой, благо дома девчат стояли через дорогу. Неделю ходили, наверное.

Но Петру не захотелось морочить девчонке голову, тем более, та уже вообразила себе невесть чего и, кажись, даже сватов начала ждать. В общем, перестал Пётр провожать Дарьину подругу.

Савелию тоже надоела неопределённость в отношениях со своей возлюбленной, вознамерился он поговорить с девушкой начистоту, заодно и замуж позвать, а в случае отказа взять её силой. «Не захочет по-хорошему, сделаю по-плохому, но своего добьюсь! – решил он. – После этого „по-плохому“ она сама за мной будет бегать и умолять, чтобы женился!»

Улица уже погрузилась в сон. Савелий проводил девушку до калитки и приступил к осуществлению задуманного.

Первый план, который «по-хорошему», с треском провалился – Дарья наотрез отказалась выйти за него замуж.

Савелий начал выполнять план второй, который «по-плохому». Он прижал девушку к забору и попытался сорвать с неё одежду. Она вырывалась, но почему-то не кричала и не звала на помощь. «Странно, – подумал Савелий. – Может, она только для виду сопротивляется?» Эта приятная мысль притупила его бдительность, и он ослабил хватку. Воспользовавшись удобным моментом, Дарья ловко нанесла парню удар в самое уязвимое место.

На душераздирающий вопль Савелия из дома выскочил брат Дарьи и, догадавшись, в чём дело, окончательно добил бедолагу. Нет, брат ударов не наносил. Брат просто ржал. Но ржал так, что на его ржанье откликнулась соседская кобыла, а сами соседи зажгли свет.

Дарья помогла Савелию распрямиться, поправила его парадный пиджак и, вздохнув, произнесла;

– Не ходи ты за мной больше, Христа ради прошу, не ходи! Ты хороший парень, но не люблю я тебя.

– А кого ты любишь? Петьку, что ль? – то ли спросил, то ли просто буркнул задетый за живое парень.

Девушка ничего не ответила, только ведь Савелию и так было известно, кто его соперник.

Отступиться бы ему от Дарьи, ан нет!

Вот если бы не было Петьки… Вот не было бы его в Преображенском…

Хотя, нет. Даже если Петьки не будет в селе, он всё равно где-то будет. А что это значит? А значит это одно: Дарья будет по-прежнему его любить.

Вот если бы Петьки вообще не стало!

Подумал и содрогнулся. Господи помилуй! Неужели я желаю другу смерти? Нет-нет! Грех!

Но эта мысль, как червь, всё глубже и глубже проникала в сознание Савелия. Она точила его, не давала ни есть, ни спать. В конце концов, парень убедил себя, что смерть друга явится благом и для Дарьи, которая сохнет по Петьке, и для Савелия, который сохнет по Дарье.